Архитектура Советской Армении: Поиски единства на новых путях

<- Архитектура Советской Армении

4. Поиски единства на новых путях (1956 - 1970 гг.)

Известно, что специфику архитектуры как сферы деятельности составляет синтез художественно-образных и утилитарных задач, соотношение между которыми имеет широкий диапазон. Кроме содержания объекта, оно складывается творческой направленностью, являющейся выражением конкретных социально-исторических условий.

Мы уже видели, как в послевоенные годы общество, испытывая острую потребность в объектах массового строительства, не отказалось от духовной устремленности в архитектуре, вызванной триумфом Победы. Оглядываясь назад, можно увидеть, какими сложными, подчас противоречивыми путями преодолевались несоответствия требований реальной жизни и устаревшими творческими концепциями. Еще в довоенный период в стране, наряду с течениями, которые в своей творческой концепции отдавали приоритет эстетическим аспектам или являлись более и менее современной интерпретацией классического синтеза указанных начал, зарождались основы новой советской концепции архитектуры массового жилищного строительства, преимущественно опирающиеся на индустриальные методы строительного производства. Если произведения мастеров архитектуры отличались последовательностью реализации творческих концепций в понимании формирования пространственной среды, взаимообусловленности функционально-технологических и художественно-образных требований, логической осмысленности архитектурной формы, то в эти годы появились здания-эпигоны, лишенные этих качеств, суть которых составляла неумеренная перегрузка вручную исполненным каменным декором. Позже это справедливо будет наречено «архитектурным излишеством».

Страна мобилизовала весь свой потенциал на решение главной задачи — восстановление разрушенных войной городов и сел. Надо было обеспечить жильем растущее население страны, реконструировать обветшавший за годы войны старый жилой фонд. Масштабы работ были поистине грандиозны.

В начальный период работы эти велись в относительно умеренных масштабах. Благодаря применению в строительстве четырех-пятиэтажных каменных домов типовой серии стоимость 1 м2 жилья стала вдвое ниже, чем в непосредственно послевоенный период.

Строительная и материальная база еще не давали возможности полностью переориентироваться на прогрессивное направление. Индустриализация массового строительства также не могла произойти сразу. Она требовала больших средств, а главное — времени, поэтому, поиски, начатые еще до войны, были ограничены областью производства новых сборных железобетонных конструкций перекрытий, крупных стеновых блоков и других элементов, не обеспечивающих еще полную заводскую готовность. Они-то и обрели первый значительный импульс. Однако ограниченная мощность строительной базы определяла соответствующие объемы жилищного строительства, поэтому еще некоторое время этим условиям отвечала привычная структура организации жилой среды либо небольшими кварталами даже на свободных территориях (Арабкирское плато, Нор-Ареш), либо периметральной застройкой реконструируемых кварталов центра города.

Отсутствие территориального простора не позволяло комплексно решать все вопросы рациональной организации быта. Вне единой структуры жилых образований размещались школы, детские дошкольные учреждения и другие элементы сферы обслуживания. Малые размеры жилых образований дробили улично-дорожную сеть, вызывая тем самым неудобства транспортного и пешеходного движения. При этом имело место и удорожание стоимости инженерного оборудования. Подобная дробность комплексной организации жилых территорий существенно отражалась и на методах организации строительства, применении механизмов и экономии производительных сил.

Укрупнение жилых образований на свободных территориях, индустриализация и четкая организация строительного производства должны были обеспечить большее число вводимого в кратчайшие сроки дешевого жилья. Но уже тогда начали тревожить специалистов архитектурно-пространственные решения застройки жилых образований. В одном случае малые размеры кварталов, в которых начали использовать типовые проекты всего лишь одного-двух типов, существенно ограничивали возможности пространственных приемов для достижения выразительности. Однообразие домов в связи с этим продолжало выступать не только первичным его проявлением в архитектуре зданий, но и конечной формой организации всей архитектурной среды.

В другом случае, при попытке возврата к периметральной застройке, обращение к которой обусловливалось инерцией мышления, преимущественно плоскостным «ансамблем» индивидуальных домов, объемный материал составляли все те же один-два типа домов. Застройка, таким образом, образовывала монотонную каменную ширму из одинаковых домов, поставленную на границе улицы и узкого двора.

Все неудачи пытались объяснить только тем, что-де применяемые дома однообразны. Но это была не вся причина. Упрощенное осмысление задач, неопределенность творческих позиций, а то и смятение были характерными для того времени. Это была сложная кризисная для градостроителей и архитекторов пора. Надо было пересмотреть и отказаться от многих привычно сложившихся взглядов. Надо было выработать новые творческие позиции и выйти на другой масштабный уровень задач. Важное значение имели постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР 1957 г. «О развитии жилищного строительства в СССР» и решения состоявшегося в июне 1960 г. Всесоюзного совещания по градостроительству. На совещании всесторонне было обсуждено состояние дела планировки и застройки городов. Оно выявило серьезные недостатки, имевшие место в практике проектирования и строительства, и наметило пути дальнейшего развития советских городов. «Проектировщикам и строителям необходимо всегда предусматривать комплексное решение стоящих перед ними задач, более настойчиво внедрять в практику прогрессивные приемы планировки и застройки, создавать законченные жилые комплексы, разумно использовать рельеф местности, водоемы, зеленые насаждения, творчески применять экономичные, современные типовые проекты, создавать новые, удобные типы зданий и сооружений. Всё, что окружает советского человека, должно быть удобно и красиво». В таком сжатом виде была выражена коллективная мысль и воля партии и народа. Эта программа и поныне сохраняет свою актуальность.

На рубеже конца 50-х — начала 60-х годов в Ереване была начата застройка нового жилого района Ачапняк на правом берегу реки Раздан2. Это был первый жилой район в Армении в обычном планировочном понимании его структурного и функционального значения в системе городского расселения. Он состоял из укрупненных кварталов с размещенными в них школами и детскими дошкольными учреждениями. Система торгово-бытового обслуживания была рганизована учреждениями, встроенными в первые этажи жилых домов. Здесь еще отсутствовала выраженная микрорайонная структура.

Центр жилого района примыкает к бульвару, отходящему от зоны отдыха в ущелье реки Раздан. По периферии района проложены общегородские автомагистрали, от которых вглубь района ответвляются жилые улицы. К последним примыкают петлеобразные или тупиковые подъезды к домам. Планировочное решение еще недостаточно отражает внутренние связи между кварталами. Эта связующая роль, по существу, принадлежит жилым улицам, на которые вынесены пешеходное и транспортное движение. Ощущение внутренней статичности и замкнутости кварталов усиливается еще и преобладанием сплошного фронта периметральной застройки с организацией полузамкнутых дворов, обращенных внутрь кварталов.

На богатый ландшафт ущелья реки Раздан композиция реагирует лишь бульваром по ул. Абеляна, стержнем же композиционного построения оказалась ось второстепенной ул. Шинарарнери. Вместе с тем, в некоторых местах здесь сделана робкая попытка применить приемы такой современной пространственной организации, как строчная или пилообразная застройка, значение которой не выходит за рамки локальных задач и не влияет на общую изолированность жилого района от окружающей среды.

Однако наибольшую роль в общей архитектурной маловыразительности нового района сыграл однообразный объемный материал жилых домов. По существу он состоит из одного типа четырехэтажных каменных домов, отличающихся только протяженностью (за счет числа блокируемых секций).

Изолированность жилого района от Разданского ущелья нельзя было преодолеть, так как в то время еще не было даже типовых девятиэтажных домов. Позже, когда эти дома появились, была сделана попытка их размещения внутри кварталов, которая в какой-то мере способствовала преодолению однообразия облика жилого района. И все же застройка не приобрела органических связей с объемно-планировочной структурой района, а только несколько оживила силуэт с отдаленных точек.

Главным недостатком этого жилого района следует признать композиционное безразличие к такой природно-ландшафтной доминанте, как ущелье реки Раздан. Кажется, что, если бы не это, то даже при ограниченном объемном материале, предоставленном в распоряжение авторов, район мог бы стать более выразительным.

На тех же творческих позициях застроены микрорайоны 11-й и 15-й жилого района Ачапняк '. Слабые связи их с соседями, заложенные еще в ПДП, не могли не сказаться отрицательно на композиционном единстве всей застройки. Будучи запроектированы другими авторами, они производят впечатление некоторой архитектурно-художественной автономности, хотя и с уже появившимися новыми качествами. Здесь, впервые в массовом строительстве, сделана попытка преодоления однообразной четырехэтажной застройки.

В микрорайонах нашли уже применение дома в 9—16 этажей. Это значительно повысило выразительность силуэта застройки. Однако отсутствие четкой структурности в строительном зонировании в сочетании с композиционной неопределенностью не позволило получить архитектурно-художественное единство даже при наличии более разнообразного объемного материала.

Здесь был сделан еще один шаг. Резко увеличились размеры микрорайонов, что стало возможным благодаря относительно спокойному рельефу местности. Так, микрорайон 15-й имеет уже площадь в 50 га. Укрупнение территории позволило организовать функциональные зоны,структурно увязанные с микрорайонным садом и между собой.

Учреждения культурно-бытового обслуживания проектировались в отдельно стоящих зданиях. Магазины и другие объекты сферы обслуживания своими объемами стали ограждать внутридворовые пространства от улиц, а в квартале 11-м были построены подземные гаражи-стоянки для индивидуальных автомашин, крыши которых на уровне дневной поверхности были отданы спортивным и игровым площадкам.

Микрорайоны эти тем не менее не отмечены яркостью архитектурно-художественного образа. Здесь не найден ключ для раскрытия природных или архитектурных опорных субстанций для развития собственных возможностей. Эти изъяны, по-видимому, следствие композиционных недостатков ПДП и объективного пренебрежения к предъявляемым окружающей местностью требованиям.

Горный ландшафт — ведущая тема пейзажа Армении. Нет здесь ни клочка земли ровной и нескончаемой, когда бескрайнее, всепоглощающее небо требует от художника создавать гигантские рукотворные композиционные доминанты для того, чтобы они, в свою очередь, предопределяя роль каждого объемного компонента, стали бы посредниками между бесконечно большим и малым, т. е. по принципу: «Нет прекрасного вне единства, нет единства без подчинения» (Д. Дидро).

Ландшафтная среда в Армении повсюду пространственно организована. Даже просторная Араратская долина, подобно гигантской арене, имеет свое пространственное лицо, где доминирует дуэт Большого и Малого Араратов, поддерживаемый хором горных хребтов.

Бесчисленная вариация гор, долин и ущелий нигде не повторяется. Горы организуют природное окружение, подобно огромным помещениям, где имеются свои стены, разные по высоте, уклону и очертанию, с «потолком» ограниченных размеров в виде синего неба. Здесь нет нужды в рукотворном посреднике между масштабом всепоглощающего небосвода и архитектурного сооружения, ибо этот посредник — созданное природой первозданное пространство.

Не потому ли в армянской архитектуре в установлении масштабности точкой отсчета принимался человек? Не потому ли здесь не встречалось гигантомании?

Каждое организованное природой пространство имеет тайну своего устройства. Она, подобно музыке, задает свою, только свою, неповторимую «тональность», Архитектуре остается правильно ее уловить и средствами выразительности, присущими ее абстрактному языку, наделить сооружение родственными конкретному месту качествами, сделав его неотъемлемой частью среды.

В живописи эта среда может быть подобрана к сюжету, действию, чтобы наилучшим образом раскрыть идейное содержание картины. В архитектуре же она задается. И если здесь в противоположность живописи все постижимо наукой, то умение постичь особенность каждой неповторимой среды для ее гармонического перевоплощения в архитектуру — это великое умение, составляет предмет и понятие тайны ее искусства. Не это ли искусство сообщает немеркнущее очарование таким ансамблям, как Парфенон и Кремль, Ахпат и Амберд?

В век индустриального массового строительства оно приобретает новое значение. Прежде за счет неограниченного разнообразия зданий мы могли вызвать архитектурно-информационный интерес, и другие огрехи отступили бы на второй план. Сегодня же неверное градостроительное решение с его ограниченным разнообразием домов в массовом строительстве нещадно обнажится своей несостоятельностью и повергнет предмет нашего творчества в мир, далекий от искусства, в мир духовного безмолвия и скуки.

Подобно тому, как природа за наши непродуманные шаги, нарушающие экологическое равновесие, мстит нам, так и в искусстве зодчества за пренебрежение ею или композиционные ошибки, приводящие к нарушению гармонического равновесия, та же природа сурово и безжалостно обесценивает содеянное нами. Но бывает, что она раскрывает свои тайны и подсказывает пути преодоления ошибок.

В середине 60-х годов было начато освоение массовым жилым строительством территорий Йоркского нагорного плато в северо-восточной части Еревана '. Понятие плато в этом случае применимо весьма условно, так как оно, в свою очередь, представляет местность, достаточно пересеченную с выраженными холмами и суходолами естественных стоков.

Средняя высота над уровнем моря здесь достигает 1300 м, т. е. на 300—350 м выше отметок центра города. Перепады местности колеблются до 100 м.

В этих сложных условиях при составлении детальной планировки жилого района на площади около 350 га благодаря тщательному учету рельефных и инженерно-геологических факторов авторы достигли оптимального планировочно-структурного решения района. Улично-магистральная сеть обеспечивает удобную кратчайшую связь с центром города. Построенное в последнее время продолжение главной магистрали района (ул. Гая), минуя центр города, связывает район с основным местом приложения труда — южным промышленным районом.

Здесь также, как и в Ачапняке, были резко ограничены типы домов. Строительство началось с четырех-пятиэтажных домов. По ходу возведения они дополнялись 9—16-этажными, которые осваивались производством.

В основу композиции застройки района положен принцип размещения зданий в строгом следовании рельефу местности и в соответствии с микрорайонным структурным построением как первичным и единственным жилым образованием. Отсюда и общий рисунок безразличный к окружающему район богатому горному пейзажу, и объективное утверждение идеи изолированности от внешней среды.

Таким образом, большие размеры микрорайонов(60 и более га)без внутренних членений на более мелкие образования снивелировали богатые композиционные возможности жилого района. С другой стороны, не читается внутреннее структурное построение, основанное на типичных для южного города низших формах пространственной организации (дворов и др.). Отсутствие четкости построения системы обслуживания лишило район характерной для горной местности специфики, связанной с сокращением путей пешеходного передвижения. Вся система торгово-бытового обслуживания размещена в первых этажах жилых домов и распылена по всей территории микрорайонов.

Представляется, что при тщательном учете особенностей микрорельефа композиция застройки должна была строиться на формировании первичных элементов — групп домов и объектов первой ступени торгово-бытового обслуживания. Подобное построение дало бы возможность создать непрерывную систему озеленения с размещенными в ней школами и детскими дошкольными учреждениями. Кроме того, по этим зонам проходили бы основные пешеходные пути, которые ныне в жилом районе прерывны или совмещены с транспортными путями. Но главное,такой подход мог бы сообщить району необходимое композиционное единство, которого так ему не хватает.

Неиспользование всех данных природной средой возможностей, наряду с однообразием объемного материала, несмотря на накопленный опыт на жилом районе Ачапняк, не позволило Норкскому жилому району сделать ожидаемый решительный шаг на пути совершенствования архитектурно-пространственного решения крупного жилого образования.

Справедливости ради следует отметить, что появление в районе жилых домов повышенной этажности, построенных методом подъема перекрытий, существенно повлияло на обогащение силуэта застройки. Кроме того, подоспевшее со временем озеленение вдоль улиц, в скверах и парках, покрывшее склоны, создало активный тональный покров и фон, подчеркнувший рисунок планировки и застройки. Тем самым в определенной степени была преодолена общая красочная бедность колорита.

С этими же характерными для рассматриваемого периода особенностями были застроены жилые районы Верин Зейтун и Шенгавит в Ереване. Застройка новым жильем здесь шла преимущественно на свободных территориях. Под проектными центрами обслуживания существовала малоэтажная застройка, которая на первом этапе сносу не подлежала. Однако в течение времени они также стали выборочно застраиваться, в результате чего разладилась проектная система культурно-бытового обслуживания.

Массовое строительство велось и в других городах республики.

В Ленинакане был построен жилой район Антараин, в Кировакане— Димац, в Алаверди — на Санаинском плато. Активно застраивались города Кафан, Раздан и др.

В этот период складывались особенности современного массового жилого строительства. С решением вопросов обеспечения населения жилой площадью, квартирами и неуклонным повышением условий быта решался и комплекс задач по проблеме в целом. Вместе с тем, строительство начиналось с жилых домов без должной инженерной подготовки территорий. Улично-дорожная сеть строилась позже. Резко отставало строительство школ, дошкольных детских учреждений и объектов торгово-бытового и культурного обслуживания населения. По прошествии уже многих лет не всюду завершено комплексное благоустройство жилых территорий со спортивными площадками, местами отдыха и озеленением.

Разработанные типовые серии жилых домов, в составе которых предусматривались до десятка типов домов и блоков, позволяли поднять их градостроительную комбинаторику. Благодаря этому, а также учету требований конкретной пространственной среды возможно было достичь композиционного решения жилых образований. Рельеф должен был породить и характерные террасные и каскадные дома, которые не только красивы своим ниспадающим вдоль склонов ритмом, но и позволяют значительно экономить недостающую для сельского хозяйства равнинную землю. Забегая вперед, скажем, что несколько экспериментальных каскадных жилых домов, выстроенных в 70-е годы в Кафане, в корне изменили облик его центра, сохранив при этом богатый природный ландшафт.

Архитектурная выразительность застройки многих жилых образований могла бы обогатиться применением строительных изделий из различных камней, которыми так богата республика, а также введением строгого лимита тиражирования действующих типовых серий домов. Ведь некоторые типы их применяются десятилетиями. Но дело, к сожалению, не пошло по этому пути. Узкохозяйственная заинтересованность строительных организаций привела к тому, что в производстве были освоены один — три типа домов, отличающихся только по протяженности, а облицовка зданий выполнялась исключительно артикским туфом и его изделиями. Тогда стали поговаривать о «розовой скуке» в массовом жилищном строительстве.

Таковы особенности индустриального жилого строительства в начальный период своего развития Некоторые его недостатки живучи и поныне, но особую тревогу вызывает однообразие и монотонность застройки, которую, признаться, мы не смогли разрешить в массовых масштабах. Конечно, имея в портфеле два-три типа мало отличных по облику жилых домов одной серии, трудно было добиться архитектурно-художественной выразительности, подобной застройке ул. Киевян, основанной на «устаревших» концепциях, где каждый дом — это законченная архитектурная самоценность и одновременно гармоническая часть всей застройки.

В этих жестких условиях возможны были два направления. Первое — использование скудного по выбору объемного материала с глубоким совместным осмыслением природно-художественных особенностей конкретной среды и композиционных возможностей современной структуры жилых образований. Второе направление — формирование застройки только исходя из внутренней структурной организации с ее бесстрастным отражением во внешнем облике. Здесь очевидна ставка на решение эстетических задач нравственными средствами: «правдиво — значит красиво».

Эти пути отражают основы формообразующих концепций, вытекающих из различного толкования понятий о функции. Известно, что в последние несколько десятилетий усилиями ортодоксальных функционалистов шаг за шагом в архитектуре утверждалось торжество принципа «функция определяет форму». Под функцией подразумевались только внутренняя технология и пространственная организация, а внешние ландшафтные и архитектурно-средовые особенности, извечно присущие архитектуре формообразующие факторы, исключались из понятия о функции.

Сейчас, давая оценку подобному нигилизму, можно констатировать, что так называемая «средовая контекстуальность», которую многие относили к категориям изжившей себя старой классической архитектуры, при своей реализации требовала от архитектора большого таланта и высокой художественной культуры. А в определенном личностном аспекте эта контекстуальность своей нормативностью ограничивала свободу «новаторского», бессредового поиска.

Но высокие достижения современной мировой архитектуры своим успехом прежде всего обязаны верности средовому пониманию архитектуры (вспомним Дом над водопадом Райта или Де ля Туретт Ле Корбюзье). С этой верностью связаны и лучшие достижения советской архитектуры. Взамен такого комплексного решения вопросов, составляющих сущность архитектуры как сферы деятельности, утверждалось некое одностороннее этическое истолкование красоты как проявление «правдивости». Таким образом пушкинской истине «.. .над вымыслом слезами обольюсь» противопоставлен неадекватный ей нравственный критерий художника. Что создала эта концепция и куда она теперь зашла — известно. Об этом уже много сказано. Здесь же нам хотелось показать диапазон действия единой концепции на все сферы деятельности архитектора — от дверной ручки к зданию и далее к градостроительству и обратно.

Учет особенностей среды — не панацея, избавляющая архитектуру от ее неудач. Это всего лишь иерархическая ступень от обыкновенной материалистически рациональной привязки здания к местности и от учета региональных природно-климатических требований до более высоких духовных категорий как этническое, национально-культурное своеобразие. И все же, несомненно, в эпоху, когда индустриальное домостроение переживает период своего рождения (в то время как каменной архитектуре много тысячелетий!), архитектура должна опереться на ценный опыт прошлых поколений при гармонизации зданий в окружающей среде. «Новая архитектура» в равной степени использовала оба главных принципа пространственной организации — и свободной и регулярной.

Принципы пространственной организации — суть взаимодействия человека и природы — вечных и неизменных точек отсчета. Поэтому многие из них и поныне составляют культурный генофонд зодчества. Массовое индустриальное жилищное строительство, набирая темпы, становилось ведущей формой архитектурно-строительной деятельности. Творческая направленность архитекторов под воздействием его концепций круто изменялась. Трудно сказать, как шел процесс развития содержания и формы, как складывались соотношения между ними в конкретные периоды этих 15 лет. Несомненно одно, что если в начальный период, благодаря неоформленности эстетических воззрений в новых условиях, форма оставалась на старых позициях либо делала робкие попытки «догнать» изменившееся строительно-технологическое содержание архитектуры, то ближе к нашему времени, овладев современной технологией зданий и методами их осуществления, она старается повести их за собой.

Формирование и освоение концепций новой архитектуры начинаются с проектирования благоустройства отдельных городских районов и ряда индивидуальных небольших и масштабных построек.

В столице республики наибольший интерес в этом плане представляет реконструированный отрезок улицы Абовяна между Кольцевым бульваром и улицей Туманяна, на котором осуществлена идея создания современной улицы-бульвара.

Расширенные, хорошо озелененные и благоустроенные тротуары ул. Абовяна превращены (на протяжении около километра) в бульвары. Развитые тротуары здесь служат не только для движения пешеходов, но и для отдыха, столь важного в условиях жаркого ереванского лета. Небольшие бассейны в сочетании с зеленью, свободно выложенными прогулочными дорожками, декоративной скульптурой, питьевыми фонтанчиками и каменными скамейками придают улице уютный и интерьерный облик. Обоснованы и более строгие, местами геометрические, формы бассейнов, вытекающие из планировочной и объемно-пространственной идеи улицы-бульвара. Исходя из общей идеи, произведена и свободная посадка древесно-кустарниковых пород, создавшая естественные природные условия на одной из центральных магистралей города'. Основной теневой эффект создают здесь дуб черешчатый и платан. В некоторых местах высажены также хвойные группы, которые своим вечнозеленым нарядом обогащают декоративность, особенно в зимние месяцы, когда воспринимается лишь графическое выражение других деревьев и кустарников. В озеленении массива улицы участвуют и стройные пирамидальные тополя, контрастирующие с горизонтальным членением светлых зданий.

В подобном ключе была застроена также ул. Арагаци в Ленинакане. Здесь умело использован рельеф, который логически сформировал архитектурную композицию улицы: длинным домам, стоящим вдоль рельефа по одной стороне улицы, контрастируют сблокированные посредством лестниц блок-секционные дома — с другой стороны улицы. Все это благоприятно для жилья — по ориентации. Размещение в первых этажах магазинов и других объектов обслуживания в сочетании с развитой пешеходной зоной превратило улицу в оживленную зону общения и обслуживания населения, хотя уровень благоустройства желал бы лучшего.

В это же время формируются площадь Шаумяна в Кировакане и центральная площадь в Кафане, где немало усилий приложено для гармонизации их застройки с окружающим горным ландшафтом.

Остановимся на одном важном обстоятельстве. Когда обнаружилось, что массовое жилищное строительство на свободных землях преимущественно развивает окраинные районы, а в центральных частях, где все еще оставались большими группами нетронутые зоны малоэтажной устаревшей и ветхой застройки, было решено приступить к их реконструкции с заменой многоэтажными домами. К этому времени (60-е годы) строительная промышленность освоила возведение зданий повышенной этажности (9—14 этажей). Без разработки градостроительного регламентирующего проекта было начато их размещение в зоне исторически сложившегося центра. Для этого вместе с ветхими и аварийными зданиями часто сносились и исторически ценные здания XVIII — начала XX вв., являвшиеся образцами народной архитектуры. Были, конечно, и удачно размещенные дома, места которых обуславливались общей композицией центра города. Но их мало. В течение нескольких лет, в конце 60-х годов, нормированно сложившаяся классическая архитектурная морфология центра Еревана начала изменяться на глазах.

Неправильно поставленные высотные здания нанесли немалый ущерб застройке улиц и площадей города, а некоторые из них и зданиям, формирующим его архитектурный образ. Таково, в частности, здание по ул. Кирова, заслонившее панораму горы Арарат от террасы Матенадарана и вместе со зданием Министерства сельского строительства, возведенного на месте колоннады Дворца книги, внесшее разнобой и диссонанс в застройку самой улицы.

Высотные жилые дома недопустимо подняли плотность застройки и численность населения в характерных небольших кварталах центра, породив неразрешимую проблему их обеспечения школьными и дошкольными учреждениями и другими видами обслуживания.

В несколько иных масштабах, но по ущербу не уступающих (а возможно, и более весомых) приведенным примерам, можно оценить размещение группы многоэтажных жилых домов в зоне всемерно известных архитектурных памятников Рипсиме в Эчмиадзине, Маринэ в Аштараке, Кечарис в Цахкадзоре. Подобные действия, допускаемые в угоду сиюминутных потребительских выгод либо побужденные архитектурным экстремизмом, помимо прямого ущерба способствовали формированию миропонимания у некоторой части архитекторов о примате «нового» над «старым», в ущерб последнему.

В некоторых жилых домах повышенной этажности, построенных в этот период, нетрудно увидеть и элементы мастерства, и любовную проработку планового решения, и остроту формального мышления. Однако послабление градостроительной требовательности не могло не наложить отпечаток в целом на решение комплекса задач. Так, интересно решенные квартиры, с выдумкой прорисованные формы, выразительное объемное решение не могут оправдать неожиданность высотной композиции на рядовом месте и постановку под углом к красной линии жилого дома по ул. Саят-Новы (с Театром кукол в нижних этажах)', или размещение протяженного с крайне невыразительным фасадом здания по ул. им. 26 Бакинских комиссаров, не увязанного с существующей окружающей четырех-пятиэтажной застройкой 2. Примеров немало. Не менее существенно, что в этих зданиях принципиально отвергнуты все намеки на их региональную принадлежность, даже традиционный камень.

Небезынтересно отметить, что по прошествии 15—20 лет многие архитекторы своим творчеством стараются преодолеть этот недостаток.

Ограниченный выбор серийных типовых жилых домов, породивший первые признаки монотонной застройки в районах массового жилого строительства, вызвал серьезную озабоченность. Отношение к первым крупнопанельным домам заводского производства сейчас не может не вызвать улыбку. Неприятие отвело их на городские окраины. На них появился бетонный орнамент. Позже была понята нелепость этого, подобная тому, как все еще кое-где из анодированного алюминия под бронзу штампуются ампирные поделки.

Для преодоления однообразия застройки, казалось, следовало освоить производство всех типов домов и блок-секций в применяемых сериях, даже если это потребовало бы много времени. Однако дело не пошло по этому принципиально верному пути.

В кругах специалистов, формирующих большую строительную программу, сложилось представление, что для разнообразия застройки необходимо освоение многих и разных типов домов на отличных друг от друга конструктивных системах. Первые же попытки добиться выразительности и разнообразия не дали результата. Не было необходимых общих конструктивных и архитектурных параметров, обеспечивающих хотя бы какое-то единство этих домов в условиях архитектурной среды, в которой они применялись. Между тем наращивались мощности по выпуску двух-трех типов крупнопанельных домов серии КП-1п и каркасно-панельных серии 111. Нельзя сказать, что период поисков и экспериментов прошел без пользы. Весьма успешно, в частности, зарекомендовал себя ряд каркасно-панельных систем, на основании которых были запроектированы и построены многие 9—12-этажные дома. Особого внимания достойны сборно-монолитная рамно-каркасная система ' и метод подъема перекрытий и этажей.

Пространственная система рамного каркаса, основанная на «плетении» сборных замкнутых рам и на замоноличивании их по месту, доказала на деле широкую вариабельность в объемно-пространственных решениях. Жилые дома, построенные на этой системе, были оригинальны, а главное — разнообразны. К сожалению, в 70-е годы их производство было прекращено по организационно-хозяйственным соображениям строителей.

Большое развитие нашло строительство методом подъема перекрытий, начатое в республике почти 30 лет назад. Постоянное совершенствование производственного процесса, его организации, а также целеустремленный поиск новых архитектурно-планировочных решений, привели к широкому признанию этой системы не только у нас в Союзе, но и за рубежом. Если в выстроенных в этот период домах, в частности, в Норкском жилом районе, еще чувствуется некоторая робость или нарочитость в использовании неограниченных объемно-пространственных возможностей метода, то в более поздних примерах (жилом районе Норашен) налицо уверенность в их реализации. Думается, что при дальнейшем его развитии необходимо преодолеть некоторые потери площадей, вызываемые цилиндрической формой главной опоры — лестничного узла. Интересно отметить, что в этой системе, как показывает опыт, можно строить чуть ли не все виды обслуживающих учреждений: школы, детские ясли-сады и др., вплоть до гаражей индивидуальных автомашин, в которых, кстати, возможности метода используются полнее. Строительство массового жилья крупными образованиями было поддержано и новым отношением к объектам обслуживания.

В этом ряду привлекают внимание полностью типизированные, различной емкости школьные здания и детские дошкольные учреждения, разработанные в 1960—1962 гг. институтом Армгоспроект. В основе их решения положена необходимая универсальность применения в различных рельефных условиях, которая сочетается с удачными технологическими и архитектурно-пространственными возможностями. Большой размах получило также строительство учреждений здравоохранения. Наряду с их строительством по типовым проектам, были выстроены оригинальные здания и комплексы по индивидуальным проектам. Среди них на бровке каньона реки Раздан — здание лечебного объединения на 250 коек, облицованное светло-желтым фельзитом. Сплошной фронт лоджий, небольшая высота и изогнутая плоскость фасада гармонично входят в живописную среду каньона и зеленого сада. Отличается здание единством и четкостью решения планировочного и технологического комплекса.

К этому времени относится и строительство на территории площадью в 22 га, севернее жилого района Ачапняк, крупнейшей в республике больницы на 1000 коек. Ансамбль ее составлен из нескольких корпусов — главного и специализированных отделений, а также поликлиники, конференц-зала и столовой.

Протяженный по фронту главный корпус имеет два излома, которые по существу составляют основное архитектурное средство, масштабно членящее здание в открытом пространстве. Прием этот, сохраняя целостность здания, вместе с тем пластически подчеркивает его объемность, а главное, освобождает от дополнительной необходимости привлечения других архитектурных средств. Здесь внимательно проработан и решен комплекс лечебно-технологических и конструктивных вопросов.

Широкое распространение при массовом строительстве нашло в Армении размещение учреждений сферы услуг в первых этажах жилых домов. В условиях сложного рельефа эти учреждения удачно заполняют неизбежно образуемые объемы в цокольных и первых этажах привязываемых жилых домов. Но они, как правило, комплектуются из услуг первой степени обслуживания, содержание которых не всегда отвечает проектному назначению. Что касается объектов районного или общегородского значения, то их строительство сильно отставало и возводились они некомплексно.

С сожалением приходится в этой связи отметить, что предусмотренные в градостроительных проектах общественно-торговые и культурные центры продолжают застраиваться до сих пор отдельными, не увязанными друг с другом, разрозненными типовыми зданиями, а не в виде единых многофункциональных комплексов, построенных по индивидуальным проектам. С другой стороны, предназначенные для центров районов территории часто отводились под строительство объектов, не имеющих отношения к обслуживанию населения новых жилых районов (административные здания, НИИ и т. д.).

Так складывались центры жилых районов Ачапняк, Норк-1, Зейтун, Арабкир и др. Это результат погрешностей планирования массового строительства и снижения градостроительной дисциплины. В 60-е годы построены многие общественные здания различного назначения, существенно повлиявшие на формирование нового облика городов республики.

В зависимости от их функционального назначения акценты в творческом плане ставились на определяющие компоненты архитектуры. Так, если в павильоне «Промышленность»1 лаконичная конструктивная сборная оболочка, вписанная в 50-метровый квадрат, составляет образную сущность здания, то в павильоне «Культура и наука»2 образ здания формирует своеобразное содружество стоечно-балочной системы и традиционной армянской стены, давших интересное решение.

В эти годы в республике построено множество гостиниц, туристических баз и других учреждений. Среди них турбазы в Ереване и Кировакане, международная молодежная база «Цицернак» и небольшой пансионат на Норкских склонах в Ереване, гостиницы в Иджеване, Дилижане, крупная гостиница «Ани» в Ереване и др.

При различных размерах, месте и назначении все эти здания отличает индивидуальный архитектурный образ — в каждом из них найдены свои собственные художественно-выразительные особенности, являющиеся следствием синтеза архитектуры со смежными искусствами.

Умелое использование рельефа в базе «Цицернак» сообщает ей особую атмосферу тепла и уюта. В пансионате на Норкских склонах лаконичность композиции, раскрытой на амфитеатр центра города в сочетании с умелой компоновкой объемно-пространственных звеньев, создала здание, в котором удивительно соседствуют необходимая представительность и приветливость. Отдельные, со вкусом прорисованные детали здания и малые формы дополняют общее впечатление. В симбиозе нового и традиционного здание звучит еще более современно.

Иной предстает гостиница «Ани» в Ереване. Пятнадцатиэтажное здание несколько неожиданно оказалось выдвинутым на красную линию общегородской магистрали. Все последующие вопросы — повышенная этажность в ряду пятиэтажной застройки, отсутствие необходимого рекреационного пространства перед зданием для пешеходов и автомашин — неизбежное следствие этой ошибки. Однако при решении несредовых, узкоформальных задач авторы проявили хороший вкус, выдумку и чувство образной яркости. Сочетание светло-желтого фельзита с черным местным туфом, дополненное алюминиевым ограждением сплошных балконов, придает интересное колористическое решение всему зданию. Декоративная черно-белая каменная инкрустация торца соседнего жилого дома раскрывает весь строй художественно-культурной направленности этого произведения. Наряду с современным конструктивным и функциональным решением, здесь возникают художественно-образные ассоциации с культурой наших самых древних предков. Подобным историзмом в подходе к решению трудной задачи и поныне объект вызывает подражание, а художественная ценность его со временем растет.

Большое внимание было уделено строительству спортивных сооружений. В плане реализации долгосрочной программы продолжается развитие спортивного центра в Ереване, в зоне ранее построенного стадиона. Большим событием в этой области строительства было сооружение крупнейшего в то время в Закавказье стадиона «Раздан» на 75 тыс. зрителей.

Выразительная композиция двухъярусного амфитеатра, раскрытого в сторону ущелья реки Раздан, сообщила сооружению оригинальность и придала ему запоминающийся архитектурный образ. Стадион был серьезным экзаменом для архитекторов и строителей республики на их зрелость в реализации строительства современных крупнейших спортивных сооружений индустриальными методами. К сожалению, здесь не до конца были решены вопросы обеспечения зрительских потоков совместно со всем комплексом работы транспорта в прилегающем к центру города районе. Эти вопросы должны быть разрешены в процессе реализации проекта реконструкции центра города.

В районе Зейтун в Ереване было начато формирование комплекса научно-исследовательских учреждений. Здесь сооружены здания институтов тонкой органической химии, строительства и архитектуры, биохимии, кардиологии, а также вычислительный центр. Пространственно, однако, их единство не подтверждено ансамблевостью, хотя каждый из них, несомненно, обладает своими локальными достоинствами. Со временем предстоит составление единого градостроительно регулирующего документа не только для преодоления композиционной разобщенности данных сооружений, но и для внедрения методов современной интеграции и кооперирования их работы во всех возможных звеньях.

Характерно здание Института кардиологии, построенное в районе Верин Зейтун. В окружении малоэтажной застройки оно решено единым, нерасчлененным объемом повышенной этажности. Принятые шаг и ширина «лопаток» по всем плоскостям объема представляют нечто среднее между солнцезащитным средством и обычным межоконным простенком.

В качестве первого они служат неполноценно, в качестве второго — чрезмерно мелки. Несмотря на крупный размер объема здание в целом потеряло масштабность даже в сравнении с окружающей застройкой.

Интересные идеи авторов были реализованы в крупном комплексе Института математических машин2, расположенном в начале ул. Комитаса. Однако в градостроительном плане здание не смогло связать застройку Арабкирского плато и общегородскую зону отдыха в ущелье реки Раздан. Оно их изолирует друг от друга.

Подкупает лаконичностью и умелым использованием различных материалов здание симпозиумов Бюраканской обсерватории.

Четкость функционального решения и строгость выбора средств отличают архитектурное решение здания Русского педагогического института им. В. Брюсова в Ереване.

Комплекс студенческих общежитий в Зейтуне продолжает новаторскую линию архитектуры 20-х годов. Современное звучание здания обусловлено применением повторяемых форм и остроконтрастных сопоставлений стекла и плоскостей, облицованных камнем.

В здании музея «Эребуни», построенного у подножья крепости Арин-Берд, в ознаменование 2750-летия основания Еревана, умело синтезированы приемы современной архитектуры и монументальной скульптуры в духе стилизации урартских декоративных приемов. Иными, более сдержанными средствами выражена архитектура Музея древностей в Мецаморе — центре горно¬металлургического производства III тыс. до н. э.

Оригинальное треугольное решение объема отличает небольшой Дом шахматиста им, Т. Петросяна, выстроенный на Кольцевом бульваре в Ереване. Сочетание глухих каменных плоскостей с остекленными поверхностями нижнего этажа — прием, который позже нашел применение во многих сооружениях. Несмотря на небольшие размеры это сооружение являет собой хороший пример монументального решения. Особого внимания в этот период заслуживают здания культурно-зрелищного назначения, задавшие во многом тон дальнейшему развитию архитектуры Армении. В этом ряду следует отметить здание Академического драматического театра им. Г. Сундукяна в Ереване1. Сложный зрелищный комплекс с залом на 1150 мест воплощает собой единство архитектонического построения. Обращенный главным фасадом на старинный парк, он олицетворяет огромный, раскрытый портал сцены с каменными «занавесами». Масштабность его подчеркнута малым входным порталом с высеченными на нем символическими рельефами. При вечернем освещении через остекленную поверхность просматривается живописное панно стены фойе второго этажа размером 30X5 м, выполненное народным художником СССР, лауреатом Ленинской премии Мартиросом Сарьяном.

Симбиоз архитектуры, скульптуры и живописи олицетворяет собой гармоничную трактовку синтеза искусств, далекую от характерных банальностей подобного плана, имевших место в этот период. Богато, но не всегда с безупречным вкусом решен интерьер здания. Композиционная цепочка от вестибюля, кулуаров, зимнего сада в фойе, завершаемая зрительным залом, представляет сумму самых разнообразных впечатлений. Явное послабление вкуса наблюдается в оформлении интерьеров зала и летнего сада. В строгом плане предстает новое здание Драматического театра им. Мравяна в Ленинакане. Здесь все подчинено целесообразности внутренней функции, нашедшей правдивое выражение во внешнем облике. Представляется, что для данной темы вполне правомочны оба рассмотренных подхода к решению задачи. Если в ереванском театре для театрального действия создана своеобразная архитектурная среда, то в ленинаканском — эта среда сознательно нейтрализована и подчинена действию. Подобное различие в трактовке архитектурного образа функционально одинаковых зданий — основа для их правдивости.

Для рассматриваемого времени характерно активное проникновение в архитектуру концепций дизайнерского искусства с его трактовкой архитектурных образов зданий.

Принято считать, что чем больше круг ограничений свободы архитектурного поиска, тем выше уровень вероятности нахождения оптимального решения задачи. Оно связано со стремлением сокращения поисковых параметров. Это естественно. Условия полной свободы невозможны в нашем пространственном искусстве. Рационалистическое установление рамок задач по их значимости, порядок функциональной взаимозависимости и последовательность решения проблем характерны для любого поиска в науке или в искусстве.

Специфика архитектуры, занимающей промежуточное место между первым и вторым, также обусловливается этим. В аспекте искусства она опирается также на психический, интуитивный фактор, в свою очередь признаваемый формой проявления интеллектуального начала. В поисках истины науке важны все факторы, тогда как искусству — определяющие. Среди них один из самых главных — внешняя среда. Поэт сказал: «. . .природы храм для зодчего — дом отчий». Нет современной архитектуре другой достойной альтернативы.

Широта диапазона действия этого фактора простирается от локальных низких форм пространственной организации до сложных более высоких художественно-композиционных задач формирования образов ансамблей и целых городов.

Как несложное проявление феномена среды, уместен пример архитектуры летнего зала кинотеатра «Москва» в Ереване1. В трудный Архитекторы С. Кнтехцян, Т, Геворкян период перестройки концептуальных основ советской архитектуры, на стыке 50—60-х годов, появление этого небольшого произведения было подобно художественному откровению.

На месте небольшого, сложно очерченного пространства среди городской застройки, где раньше, подобно свитому птичьему гнезду, нашел место деревянный летний кинотеатр, авторы нашли все необходимые архитектурно-пространственные средства, чтобы гармонически вписаться в сотканную из живописных мазков разностильную застройку окружающей среды.

Сейчас, по прошествии многих лет, сознаешь, что вся оригинальность этого сооружения основана на осознании пространственных особенностей места, определивших его объемную структуру. Обладая нужной мерой иррациональности построения, присущей искусству, здесь все в сущности очень просто и целесообразно.

Вместо традиционных внешних, ограничивающих здание пределов, оно представляется открытым в сторону улицы интерьером, ставшим ее органической частью. Ему чужды формальные новации и стремление вызвать ими удивление. Логический акцент поставлен на разновысотные, остроумно сконструированные конические железобетонные колонны, на которых покоится амфитеатр. В общем гармоническом ключе композицию, подобно цветку, завершает объем кинопроекционной. Весь строй материализованной идеи поглощает любые недостатки, которые становятся частными. Их не видишь. Ни место, ни значение здания не нагрузили его более высокими композиционными функциями.

Главное состояло в том, чтобы найти верную архитектурную тональность для конкретной обстановки. Задача, казалось, была достаточно проста и однозначна. Но ее надо было правильно поставить и разрешить.

На этом здании мы остановились подробнее, так как в нем ярче проявилось стремление к восстановлению средового подхода, к разрешению композиционных задач в период неуверенности в незыблемость этой важнейшей особенности архитектуры. Кроме того, оно явилось (несмотря на стилистически иные качества) проявлением преемственности, утверждающим высокое композиционно-средовое понимание архитектуры, которое извечно было присуще армянской исторической архитектуре.

Насколько различно может проявить себя пространственная сущность архитектуры, можно увидеть в другом примере.

Дом камерной музыки в Ереване, размещенный на Кольцевом бульваре, отодвинут от его центральной оси. Уже подобный сдвиг оправданно отдает примат собственно бульвару. Объемно-пространственное решение здания начинается с плоскостных, планировочных элементов на достаточно отдаленных подступах к нему. Это дорожки, бордюры, водные поверхности, образующие с зеленью газонов и цветниками своего рода прелюдию к основным объемным действиям самого здания. Подобное развитие от плоских, низших форм пластики к собственно зданию сообщает всей композиции живость и динамичность, типичные для развития архитектурных и музыкальных тем. Не имея рядом ярких архитектурных доминант, здание будто бы нашло свою архитектурную опору в земле, на которой оно стоит.

Этот визуальный аспект пространственного мышления автором последовательно переносится в действенные категории. Отказавшись от традиционных ограничительных барьеров — стен, дверей, изолирующих пространство зала, он, как бы вовлекает окружающий ландшафт внутрь здания. Тем самым любой уголок интерьера превращается в часть концертного зала и далее — в часть окружающей среды.

Подобная стертость функциональных и пространственных границ обеспечила их необыкновенное единство. Зданию присущи последовательная иррациональная трактовка архитектурно-художественного образа. Под правдивостью образа здесь мы не видим примитива. Увод автором главного входа от оси здания, например, позволил избежать хрестоматийной «правдивости», чуждой искусству. Благодаря этому здание обрело динамическое равновесие, которое обусловливалось его сдвижкой от оси бульвара. Но главное, раскрытием интерьера фойе вдоль продольной оси здания перекинулся мост между всем интерьером и окружающим ландшафтом.

Единая архитектурная тема, как бы родившись из стоящего на сцене органа, пронизывает весь интерьер. В этой теме нарисованы люстра зала и рельефные фрески, выполненные собственноручно автором — архитектором (давно забытый и весьма похвальный прецедент!). Эта художественная иллюзорность и акустические качества зала, подтвержденные специалистами, превращают его в красивый и хорошо настроенный гигантский музыкальный инструмент.

Удивительно свободно здесь автор использует всю архитектурную палитру и современных и традиционных средств. Где конструкции приняты железобетонные — там они правдиво выражают их формы; там же, где каменные, автор с исследовательской точностью воспроизводит веками усовершенствованные приемы (форма кладки, перевязка швов, порезка и т. д.). Достоверность как бы фиксирует высокие достижения каждого из них, поэтому нигде не возникает зловещая мысль об эклектизме, неизбежная при «приблизительности» или «псевдоправдивости». Старый и новый язык архитектуры здесь едины.

Дом камерной музыки, запроектированный и начатый строительством в 60-е годы, завершался в последующее десятилетие. В ряде архитектурно-художественных аспектов он отражает черты отхода от ортодоксальностей в понимании новаторства и современности архитектуры. Продолжали развиваться в эти годы и здравницы Армении. Застраивались Джермук, Арзни, Дилижан, Анкаван на базе известных лечебных минеральных вод. Строится всесоюзного значения спортивная база в Цахкадзоре.

Оригинальностью трактовки образа следует отметить профилакторий завода им. Кирова (ныне НПО «Наирит») в Арзакане, хотя постановка его в виде «дома-моста» поперек ущелья может показаться спорной. В рассматриваемый период построено большое число промышленных объектов и комплексов во всей республике.

Продолжая сложившиеся традиции, о которых мы говорили выше, здесь не ставятся жанровые барьеры. Их архитектура продолжает развиваться в общем русле развития армянской архитектуры в целом.

К успехам промышленной архитектуры тех лет следует отнести завод химического волокна в Кировакане, комплекс заводов химических реактивов и витаминов в Ереване, Разданскую ГРЭС и др. Они построены на основе современной строительной технологии, компактно и экономично. Наряду с этими современными качествами строительства в них сохраняется верность архитектурно-выразительным качествам, традиционно присущим промышленному строительству Советской Армении.

Одновременно в ведущем республиканском проектном институте по проектированию промышленного строительства Армпромпроекте разрабатываются градостроительные проекты, регулирующие строительство в промышленных узлах и городских промышленных районах. По комплексности решения и обеспечению их гармонической градостроительной взаимосвязью с селитебными районами, среди них следует отметить промышленные узлы в Масисе, Гагарине и др.

Высокая степень развитости городской инфраструктуры Еревана долгое время оставалась привлекательным фактором размещения здесь новых мощных промышленных предприятий. Но ограниченность территориальных ресурсов давала себя знать. Необходимо было сохранить площадь под селитьбу для бурно растущего населения города. Достаточно сказать, что по прогнозу население Еревана {по Генеральному плану 1951 г.) на расчетный срок 1965 г. должно было составить 450 тыс. чел. Но уже в 1959 г. оно перевалило за 0,5 млн. и продолжало расти.

Было принято решение о необходимости развития малых и средних городов республики, особенно находящихся в зоне распространения влияния столицы по транспортной доступности и системе сферы услуг. Уже тогда складывалась маятниковая миграция населения столицы и этих городов, которая стала основой начала формирования Ереванской агломерации. В развитие этой тенденции, призванной сдерживать рост населения столицы, начинают преображаться все населенные пункты в зоне Ереван — Севан. Наличие гидроэлектростанций Севанского каскада, строительство крупнейшей ТЭС, автострады и железной дороги обеспечивали благоприятные условия расселения. Так было положено начало г. Раздану — центру горно-химической промышленности, Чаренцавану, Севану, Лусавану, Абовяну и другим городам по этой линии.

Ввиду того, что были перекрыты многие позиции Генерального плана Еревана 1951 г. (численность населения, территориальные ресурсы и др.), в 1961 г, институтом Ереванпроект (с участием специалистов Гипрогора) была начата разработка ТЭО нового генерального плана развития города на 2000 г. После составления ТЭО был разработан генеральный план \ который в 1971 г. утвердило правительство республики, тем самым положив началo новому этапу развития города.

При простых количественных изменениях населения и территории разработка новой программы, регламентирующей развитие города, явилась бы делом не столь сложным. Однако город, перейдя в разряд крупнейших, изменился качественно: почти все планировочно-структурные и функциональные проблемы следовало решать на других принципах. Отсюда и те принципиально новые положения, которые были в него заложены. Комплексное взаимодействие природных, архитектурно-пространственных и функционально-структурных требований органически разбило город на девять планировочных зон (районов). Пролегли скоростные городские дороги, обеспечивающие нетранзитные связи между ними, и междугородние сообщения.

Коммуникабельность между соседними зонами, с центром города и местами приложения труда предусматривалась по общегородским магистралям, которые, в свою очередь, четко очерчивали границы жилых районов. Тем же принципом районные магистрали совместно с жилыми улицами накладывали на генеральный план структуру более мелких образований — микрорайонов.

Генплан рисовался цветком с восемью лепестками вокруг центра и еще тремя промышленными районами на внешнем обводе, где южный глубоко вклинивается в центр города (ошибка, допущенная в довоенный период, которая когда-нибудь должна быть устранена). Сейчас, по прошествии многих лет, следует достойно оценить органичность этой идеи для сложных условий территории, на которой развивается город. Даже каньон реки Раздан со своим прихотливым змеевидным очертанием гармонически дополняет рукотворную красоту структурно-организованной городской среды.

Красота генплана... Как и в каких проявлениях она может быть нами воспринята?

В нем, вероятно, потенциально заложена гармония между местом, его характером и органичностью функциональной взаимосвязи частей в жизни целого. Наконец, это стереометрическая программа трансформации математических пропорциональных категорий — в пространственные и временные, с тем же единством и бесконечной гармонией...

Единовременно невозможно охватить это целое. Но оно в наших представлениях, несомненно, синтезируется именно во временных и пространственных гармонических соотношениях частей. Так, в нашем представлении складываются художественные образы природы, городов и всего того, что не обозримо нашими органами чувств. Поэтому неудивительно, что если даже представится возможность одновременно увидеть весь город или крупный ландшафт, то его художественный образ в сознании будут формировать наиболее яркие и типичные особенности, которые мы в состоянии будем потом многократно «прокрутить» в нашем воображении.

Таков и Ереван. Есть много точек, как бровка Арабкирского плато, парк Цицернакаберд или Норк, откуда по разному мы можем охватить наибольшую часть города. Но не эти представления характерны для образа города.

В концентрированном, художественно-обобщенном виде этот образ наиболее ярко и емко выражается амфитеатром центра, площадью имени В. И. Ленина и Театром оперы и балета. Даже несмотря на нынешнюю разобщенность (еще не пробит Северный проспект, который должен их связать) в представлении, основанном на их контрастной трактовке, подобно приемам киномонтажа, они воспринимаются едино. Застройка площади по-римски организует пространство, а Оперный театр — по-гречески (и по-армянски), подобно скульптуре подчиняет себе окружающее пространство. Этот контрастный прием, идущий от идеи первого генерального плана города, когда будет застроен Северный проспект, еще более расширит композиционное ядро центра и усилит его масштабное звучание.

Архитектура издревле названа застывшей в камне музыкой. Очевидно, в основе этого сравнения, кроме общих средств гармонизации (тема и ее вариации, ритм, пропорциональный строй, тональность и даже цвет), лежит общность восприятия во времени. И, если в рамках отдельного произведения их отличие в этом факторе заключается в контролируемой последовательности восприятия — для музыки и спонтанной —• для архитектуры, то «город представляет собой конструкцию в пространстве, но гигантского масштаба, нечто такое, что можно воспринять только за продолжительное время» [30]. Более того, «все воспринимается не само по себе, а в отношении к окружению, к связанным с ним цепочкам событий, к памяти о прежнем опыте» [31].

В искусстве формирования городов, особом искусстве, обособленном даже от архитектуры, К. Линч главное видит в использовании «определенных ощущений внешней среды». Человек, подобно всему живому, пользуясь органами чувств, опознает и упорядочивает свое восприятие этой среды. Дезориентация в среде означает потерю комфортности и душевного равновесия.

Поэтому образ города, формируемый у человека воздействием всех внешних факторов, во многом определяется деятельностью градостроителей, выступающих «манипуляторами материальным окружением» и заинтересованных «внешними носителями того взаимодействия, что порождает образ окружения».

Субъективно сформированный образ становится групповым, образуя «зону согласия» и формируя «общественный образ». Именно этот последний — инструмент в руках градостроителя, моделирующего окружение для большинства.

Неуклонный рост Еревана, наметившийся с установления Советской власти, продолжается и поныне. Он прежде всего обусловлен развитием промышленности и науки. За последние 60 лет Ереван, унаследовавший все качества губернского захолустья с единичными полукустарными производствами, превратился в один из крупнейших промышленных, научных и культурных центров Советского Союза. Химия, электротехника, машиностроение, а в последний период приборостроение, средства автоматики и др.— вот тот неполный перечень отраслей промышленности, давший городу небывалый импульс развития. Все более в производственном комплексе города повышается роль науки, которая выступает как производитель. Научно-производственные объединения настойчиво расширяют свое решающее влияние на отрасли промышленности. Такова передовая тенденция индустриального потенциала города, стимулирующая его бурный рост.

Если по переписи населения 1926 г. в Ереване было всего 64,6 тыс. чел., то в 1984 г. оно составило 1113,7 тыс. чел., т. е. возросло более чем в 17 раз. По темпам роста населения Ереван находится на одном из первых мест в стране.

Однако скудность территориальных ресурсов в целом по республике создает большие трудности и в развитии города.

Достаточно сказать, что плотность расселения по республике, если исключить территории, непригодные для этого, составляет около 1000 чел. на 1 км2, что в несколько раз выше, чем в таких плотно заселенных странах, как Бельгия и Голландия.

Ясность и четкость архитектурно-структурного построения нового генерального плана, утвержденного в 1971 г., делают его особенно ценным для реализации массового жилищного строительства. Каждое градостроительное образование в нем представляет собой основу для формирования самостоятельной архитектурно-пространственной ячейки, вместе с тем входящей через ступенчатое структурное построение в общую ткань города. В этом смысле новый генплан стал некоей нотописью, в которой нам и грядущим поколениям предстоит прочитать ее гармонию.

Но расчетное население Еревана по новому генеральному плану оказалось достигнутым с опережением на 20 лет! Произошло это без реализации всех основных мероприятий социально-экономического, градостроительного, экологического, транспортного, инженерно-технического характера и без освоения всех территориальных ресурсов. Это означает, что на ненормативных по площади городских территориях проживает сегодня избыточное население за счет переуплотнения. Содержание опередило форму.

И здесь обнаружились его серьезные недостатки. При составлении действующего генерального плана в основу его была заложена автономная система расселения. Не были учтены все факторы, связанные с развитием населенных мест Ереванской агломерации, которые тесно сплетаются с городом обменом трудовых ресурсов, социально-культурными связями, рекреационными функциями и общей инженерной инфраструктурой.

Рассматривая город как объект планирования, из множества программируемых аспектов важно выделить прогноз его пространственного и структурно-композиционного развития. Эти факторы, совмещенные с фактором времени, обеспечивают генеральному плану стабильность и долгосрочность.

Остальные компоненты, касающиеся планирования развития промышленной базы города на отдаленную перспективу, как показывает жизнь, являются зыбкими и изменчивыми. Когда их закладывают в качестве градоформирующих факторов, то прогноз на расчетный срок со своими отдаленными этапами развития сковывающе конкретизирует структурно-пространственное решение генерального плана. Такое расхождение с естественными, напрашивающимися требованиями пространственного и временного развития города, на наш взгляд, недопустимо. Необходимо, чтобы генеральный план стал универсальным и при его оценке этот критерий являлся бы одним из главных.

Корректуру генерального плана, вызванную меняющимися требованиями жизни, при этом можно было бы произвести быстро и безболезненно. Тем более что в течение всего срока действия постоянно углубляется его содержание разработкой проектов детальной планировки и застройки.

Раз и навсегда заложив в основу генерального плана оптимальные возможности освоения прилегающих к городу территорий и их структурно-планировочного решения, мы получаем возможность на каждую видимую планируемую перспективу устанавливать свои пределы развития во времени. Следует оговориться, что при этом города не должны развиваться неограниченно. Пример развития Еревана подтверждает целесообразность предлагаемой методики составления генеральных планов.

Действующий генплан четко очертил границы города как статического образования. За его пределами на градостроительно нерегулируемых территориях возникли, в основном волевым порядком, целые группы новых промышленных предприятий, которые стихийно формируются в промышленные районы. Разумеется, кадры их составляют городское население. Сейчас, когда требуется составление нового генерального плана, эти незапланированные промышленные территории своей деструктивностью властно расшатывают оптимально возможную функциональную и пространственную организацию городской территории.

Действовавший много лет запрет дальнейшего развития крупнейших городов оказался опрокинутым жизнью, поэтому составлению генеральных планов должны предшествовать специальные крупномасштабные разработки по расселению в республиках, областях, агломерациях населенных мест.

Особого внимания заслуживает идея преобразования стихийно возникших агломераций в групповые системы расселения (ГСР). Здесь расселение приобрело бы значительную пространственную гибкость и менее ограниченные возможности.

За последние 10—15 лет республиканскими проектными институтами проделана большая работа по составлению проектов районных планировок. Эта работа охватывает все административные районы республики, городские и сельские поселения. Основой для их составления послужила более масштабная работа — перспективная региональная система расселения республики в целом (РСР). Недалеко время, когда районными планировками будет обеспечена вся территория Армении. В этих работах особую ценность представляют анализ и объективная комплексная оценка природно-географической среды — важное обстоятельство для республики со скудными территориальными ресурсами.

Сейчас начата разработка районной планировки Араратского (Ереванского) социально-экономического района, в который, кроме Еревана, войдут и примыкающие к нему Эчмиадзинский, Масисский, Наирийский, Арташатский, Абовянский и другие районы.

Главная задача ее заключается в решении вопросов, связанных с ограничением дальнейшего роста собственно Еревана и возможного его преобразования в групповую систему расселения, совместно с населенными пунктами, прилегающими к городу. Сложность задачи очевидна. Она обусловлена территориальными, административными и отраслевыми барьерами, преодоление которых требует принципиально нового методологического подхода. Еще B. И. Ленин писал, что «города представляют из себя центры экономической, политической и духовной жизни народа и являются главными двигателями прогресса». В современных условиях требуется подход к городу как к единому целому, требующему взаимосвязанного развития всех его элементов [32].

Проблема комплексного роста городов стала велением времени. В век научно-технической революции существенно изменилась и усложнилась многоотраслевая структура промышленности города, где наука и научное обслуживание, транспорт и управление существенно влияют на формирование города. Город выходит из своих границ.

В сферу его влияния все более вовлекаются прилегающие территории.

Усложняются трудовые связи, повышается значение пригородных зон с предприятиями градообслуживающего и рекреационного назначения. Наконец, возрастает роль пригородной ЗОНЫ как средства активного воздействия на экологию города.

Все эти вопросы требуют нового подхода к проблеме комплексного развития советского города, которая увязывала бы в единстве экономические, социальные, технические, правовые и управленческие аспекты. На этом давно уже настаивают специалисты, и надо думать, что дальнейшее развитие городов должно будет пойти этим путем.

Этого хочется ожидать и от нового генерального плана Еревана.

С установлением Советской власти в Армении началось возрождение монументального искусства.

Поскольку в предыдущих главах разговор о памятниках шел в основном в аспекте оценки их градостроительной роли, остановимся на этой теме подробнее.

Памятники, построенные в довоенное двадцатилетие, как правило, основаны на вариациях классических образов, и ценность их определяется скорее качеством скульптурных изображений, нежели памятников в целом. Таковы памятники X. Абовяну, Г. Гукасяну в Ереване. Исключение составляют памятники В. И. Ленину и Ст. Шаумяну, в которых, несмотря на их стилистическое отличие, выражены свойства и дух армянского искусства монумента. Если в памятнике Ст. Шаумяну художественный акцент находится в сфере единства архитектурно-скульптурной монументальной формы и материала, то в памятнике В. И. Ленину, наделенному теми же качествами, благодаря широкому использованию фактурно-пластических возможностей ряда материалов, вносятся дополнительные камерные ноты.

Памятники, построенные ранее, являются объектами весьма ограниченных градостроительных задач. Памятники же В. И. Ленину и Ст. Шаумяну далеко выходят за эти рамки. Каждый из них, замыкая одну сторону одноименной площади и соединяющего их бульвара, обретает значение крупного объекта большой архитектуры, формирующего градостроительный ансамбль. В памятнике Ст. Шаумяну благодаря монументальной «пилонаде», участвующей в формировании площади, зелень бульвара не теряет связи с последней. Монументальная форма и абсолютные размеры пилонов послужили своеобразным посредником между пространством площади и собственно скульптурой, которая обрела силу и масштабность.

Ту же задачу решает памятник В. И. Ленину, однако несколько иными средствами. Здесь пьедестал скульптуры — органическая часть развитого стилобата трибуны. Высота стилобата не мешает зелени расположенного за ним бульвара связаться с пространством площади. Это обеспечивает динамичность развития площади в юго-западном направлении, вдоль главной композиционной оси ядра центра.

Забегая несколько вперед, скажем, что подобная преемственность градостроительного приема нашла свое развитие и в памятнике Ал. Мясникяну, построенному в конце 70-х годов. Здесь роль архитектурного оптического барьера, формирующего площадь, на себя взяла группа полированных гранитных стел, в просветах которых просматривается новый бульвар. Скульптура, стоящая перед стелами на широком стилобате, к сожалению, не решена в общей с ними тональности.

В последние десятилетия последовательно и целенаправленно разрабатывает тему стелы архитектор Дж. Торосян. Тему, которая идет с урартской эпохи и через хачкары подходит к нашему времени. Эта благодарная задача нашла реализацию в памятнике, посвященном 1600-летию армянской письменности, памятниках воинам, погибшим в Великой Отечественной войне в селе Мец Парни, жертвам геноцида близ Аштарака и др.

Все они отличаются изысканностью прорисовки и должным художественным тактом, присущим автору.

Глубоко символично воплощена идея дружбы городов-побратимов Карарры (Италия) и Еревана. В зоне Кольцевого бульвара, невдалеке друг от друга стоят дар Карарры Еревану — беломраморная скульптура «Руки дружбы» и копия стелы-родника — дара Еревана Карарре, Символика нашла оригинальное выражение в благоустройстве бульвара между памятниками В. И. Ленину и С. Г. Шаумяну. На всем его протяжении (свыше 100 м) бьют фонтаны в 2750 струй, превращая весь этот комплекс в своеобразный памятник основанию Еревана (Эребуни), его 2750-летию.

Своеобразен и памятник великому армянскому гусану (народному поэту и музыканту) Саят-Нове, установленный в сквере перед консерваторией. В современную по форме ажурную беломраморную стенку вкомпонован бюст гусана, выполненный в довольно тонкой пластике.

На углу ул. Налбандяна, на Кольцевом бульваре, поставлен скульптурный памятник выдающемуся поэту и революционеру-демократу Микаэлу Налбандяну. Постаментом здесь служит огромная плита из черного полированного гранита.Отсутствие привычного пьедестала и свободная трактовка всей композиции передают суть художественного образа, являя собой новаторскую трактовку синтеза архитектуры и скульптуры.

Выдающимся явлением во всей культурной жизни республики стало сооружение в Ереване на холме Цицернакаберд мемориального комплекса «Егерн», посвященного армянам — жертвам геноцида 1915 г.

Ансамбль памятника, состоящий из Зала памяти, обелиска возрождения и направляющей стены, выражает необыкновенную цельность и единство. В центре композиции, вокруг углубленной круглой площади с вечным огнем, в скорбном молчании склонены 12 мощных гранитных пилонов. «Перекрыт» Зал памяти небосводом, просветы между пилонами образуют гигантский «терновый венец». Льющиеся звуки национальной хоровой музыки образуют неповторимую гармонию разных стихий и редкий эмоциональный настрой. Контрастом, усиливающим минорную тональность, звучит торжественно сверкающий в лучах солнца раздвоенный обелиск, символизирующий возрождение армянского народа.

Комплекс является образцом утверждения безграничных неопосредованных художественно-образных возможностей архитектуры. Здесь нет никаких других изобразительных средств, даже — традиционно-армянских надписей на камне. В известном смысле он является песней, посвященной архитектуре. Волна эмоций, рождаемая этим удивительным произведением искусства, не оставляет равнодушным никого.

Другой значительный памятный комплекс был начат строительством в эти годы близ села Сардарапат, где сейчас завершено сооружение большого комплекса мемориального парка-памятника, посвященного победе армян в 1918 г. над турецкими захватчиками.

Комплекс охватывает собственно монумент - звонницу, «аллею орлов», мемориальную стену с триумфальными воротами, музей и трапезную. Вся эта система со сложной динамикой развития, мемориальной стеной как бы разделена на две зоны. Во второй зоне находятся трапезная и кульминация всей композиции — Музей этнографии Армении.

Здание музея без каких-либо издержек может быть отнесено к самым выдающимся произведениям советской армянской архитектуры. Глубокое понимание музейной сущности здания, постижение трудностей, связанных с определением правильного сочетания необходимости сосредоточить внимание посетителя на отдельном, подчас «ручного размера» экспонате с архитектурно-мощной масштабностью здания рядом с величественным Араратом, — вот тот диапазон творческого поиска, в котором рождено это сооружение. Автор в архитектурную тему каменной стены вторгся с глубоким, классическим и одновременно современным осмыслением роли естественного света. Замкнутое по сути здание оказалось пронизанным солнечным светом. С почти научной точностью использованы свойства прямого света — через зенитные окна ^т.раду\и,ионные «ердики») и отраженного — через световые дворы, облицованные красным октемберянским туфом, цвет которых сообщает почти сценическую освещенность интерьерам из розового туфа. Этого армянская архитектура не знала. Таково здесь новаторское осмысление традиционного.

Акцент из сферы традиционной архитектурной формы здесь, кажется, смещен в область духовного, философского осмысления архитектуры. Форма же на редкость скупа, даже аскетична. Она как бы служит фоном, на котором разворачивается архитектурное действие. Двери, перила, канделябры и другие «мелочи» архитектуры отмечены сочностью, исраеляновской артистичностью и подобны живым росткам, рожденным этим монументальным зданием.

Могучая пластика здания поражает своей масштабностью. Да, это новая архитектура с адекватной масштабностью и пластичностью. Ее внутренняя технологическая и объемно-пространственная структура едина и глубоко современна. Ее выход на внешнюю композицию, на стык внешних и внутренних функций, глубоко органичен.

Неожиданным подарком посетителю представляются в этом своеобразном замкнутом мире, созданном требованиями специфики здания, два нешироких видовых окна, направленных на горы Арарат и Арагац. Они подобны живописным полотнам, вошедшим в графически спокойную, монохромную архитектурную среду интерьера музея.

Влияние этого здания на творческую направленность армянских архитекторов огромно.

Творческое осмысление задачи, но только не в ландшафтном, а в сложившемся городском пространстве, присуще другому памятному комплексу, посвященному 50-летию Советской Армении. Строительство его также было начато в 60-е годы. Весь комплекс задуман как единый градостроительный ансамбль, своеобразный культурный центр общегородского значения.

Осевая композиция его является отрезком, соединяющим систему Севернего проспекта с нагорным Арабкирским районом. Комплекс, таким образом, занимает крутой склон нагорья и завершается на бровке плато собственно памятником-обелиском.

Озелененный склон длиной в 400 м задуман в виде оригинального каскада культурных и зрелищных сооружений (кино-лектории, выставочные залы, кафе, открытые залы-амфитеатры), которые обеспечены пешеходной и эскалаторной связью. Эти объекты группируются вокруг двориков, обращенных на панораму города с Оперным театром на оси и величественным Араратом вдали. Базальтовый обелиск высотой более 50 м и крытый Памятный зал в форме квадратной арены завершают этот каскад сооружений.

Обелиск венчается золоченым колосом — древнейшим символом вечности жизни. Памятный зал украшает поставленная в центре базальтовая герма, освещенная сверху традиционным зенитным светом. Трехвершая герма, напоминающая древний межевой знак, и рамка «ердика», набранная из массивных, но изящно обработанных в духе армянских хачкаров, плит, могут считаться произведениями пластического искусства.

Хотелось, чтобы в процессе окончательного завершения всего комплекса были бы усилены его органические связи с парком, который предстоит заложить на склоне Северного каскада.

Монументы и памятные комплексы сооружены и в других городах республики. Среди них обращает внимание памятник 1000-летию основания средневековой столицы Армении — города Ани, возведенный в Ленинакане, и особенно несколько позже завершенный памятник «Возрождение» в Апаране. Композиция и пластическая оригинальность последнего делают его одним из интересных образцов монументального жанра. Нельзя не остановиться и на памятнике Александру Таманяну, по праву снискавшему всеобщее признание. Воздвигнутый в начале одноименной улицы, памятник приковывает внимание неординарной композицией и неожиданной трактовкой самого образа зодчего. В нем монументальность форм сочетается с обобщенностью пластического решения, основанного на высоком профессионализме исполнения и большой культуре пространственного мышления. Это, безусловно, одно из достижений нашего монументального искусства.

Диапазон жанра монументального искусства исключительно широк. Он простирает свои границы от крупных мемориальных комплексов до небольших памятных досок, устанавливаемых на зданиях в честь исторических событий или выдающихся деятелей. Для этих памятных досок характерна нешаблонность, благодаря чему они перерастают в своеобразные произведения искусства. В определенной степени можно утверждать, что своим предназначением они являются современной модификацией традиционных хачкаров.

Продолжающиеся поиски в этом направлении порой весьма пестры и говорят о неустановившихся еще окончательно основах жанра, где кроме достижений имеется и много спорного. Однако здесь несомненна живучесть традиции глубокого уважения к своему прошлому. Трудно жестко разграничить сферы малых мемориальных форм и малых форм благоустройства.

Мы уже говорили о родниках-памятниках. Их популярность необычайна. Во всей республике как неотъемлемый элемент благоустройства сооружаются питьевые фонтанчики, что крайне важно в условиях засушливого лета. В Ереване, на площади имени В. И. Ленина, перед Историческим музеем из цельного базальтового -массива высечен питьевой фонтан. Обобщенная структура его построения органично соответствует скульптурной композиции. Подобное единство и, главное,— масштабность, обусловленная местом, делают эту малую форму произведением архитектуры. Масштабность ее достигнута трактовкой, подобной айсбергу: его основная часть иллюзорно домысливается под землей. Кажется, что это лишь головная часть исполинского сооружения, спрятанного в недрах земли и доставляющая оттуда живительную холодную влагу.

Монументальное искусство Армении тесно сплетается с архитектурой — большой и малой. Порой трудно определить грани между ними. Вместе с тем очевидно, что питающие его истоки глубоки, а границы жанра простираются от величественных архитектурных сооружений до ювелирного искусства.